Белый куб / выпуск 16 / Николай Кононихин
Интервью с Николаем Кононихиным, коллекционером, историком искусства и куратором. О смысле коллекционирования, о пути в искусство и о том, можно ли разделять искусство на официальное и неофициальное.
Добрый день, друзья! это программа Белый куб и сегодня мы вещаем прямиком из квартиры-галереи Николая Кононихина. Коллекционера, историка искусства, искусствоведа. Николай, расскажите кто вы!
НК: Действительно, вопрос «кто я?» возникает достаточно часто. Мой путь в искусство, в коллекционирование, насчитывает 20 лет. Все это произошло в середине 1990х годов, когда активно формировалась коллекция. Её основа была сформирована за 3-4 года. Тогда я был в первую очередь — коллекционер, во вторую очередь — куратором. Потому что, конечно, через год или два, после того как я приобрел первую картину, появилось непреодолимое желание это выставить и показать. Но показать тематически оформив выставку-проект. Первая выставка была посвящена юбилею Бориса Корнеева, его уже не было в живых, но была жива его жена Марина Козловская. В моей коллекции оказался целый ряд его работ, и мы решили с ней сделать такую выставку. Для меня это была первая кураторская практика. И пошло и поехало… Из значительных выставок, которые я делал, это выставка «Памяти учителя», выставка учеников Александра Осмёркина. Затем выставка «Круга Одиннадцати», выставка Виталия Тюленева, Юлии Ивановой и так далее. Потом пути мои из искусства традиционного пришли на Пушкинскую-10. Там, благодаря Марине Колдобской, которая тогда была директором Музея Нонконформистского Искусства, удалось сделать проект «Виртуальное кладбище. Новые литераторские мостки»: в интернете мы сделали портал, на котором литераторы и поэты, философы и художники размещали свои автоэпитафии. Это уже пример медиа-арта.
Третья моя ипостась — это историк искусства. Это происходило для меня непостижимым, естественным образом. Общаясь с художниками, и бывая у них в мастерских, я интересовался не только их жизнью, но и конкретными документами. Фотографии и другие документы пришли ко мне из дома Малагиса и Бойковой, которые учились у Александра Осмёркина. Был сделан ряд интервью, мы снимали работы художников в мастерских. И все это сослужило мне хорошую службу. Как раз два дня назад я получил из типографии книгу «Разговоры с Владимиром Жуковым», а в прошлом году вышла книга «Иван Годлевский. Служение искусству». Так что все это систематизируется и публикуется.
В начале пути я был коллекционер, в малой степени — куратор, и совсем в малой — историк искусства. Сейчас все перевернулось ровно наоборот. Прежде всего я — историк искусства, я занимаюсь кураторскими проектами, и лишь в третьей своей ипостаси — я коллекционер.
С определенной долей иронии я сейчас говорю, что моя коллекция скорее мертвая, чем живая. В том смысле, что все что было сформировано 20 лет назад, так и остается в экспозиции.
ЮР: Как Вы пришли к коллекционированию?
НК: Я общаюсь с разными коллекционерами, вижу их коллекции и могу сказать, что каждая коллекция уникальна. Коллекция — своего рода физиономия коллекционера. Не бывает одинаковых коллекций. Так же и путь прихода к коллекционированию индивидуален. В моем случае сыграло роль то, что моя мама была заместителем директора Павловского дворца-музея. Я с ранних лет бегал по парку, забегал к маме на работу, во дворец, который только реставрировался. И строительные леса, реставрационные мастерские, скульптурные мастерские, живописные мастерские — вся эта атмосфера наверно впитывалась в меня. Потом я закончил сугубо технический институт ЛИТМО, но тяга к гуманитарному была непреодолимой. Мы с другом, выпускники технического института, работая в вечернюю смену в закрытом научном институте ВПК, даже два года ходили на лекции на филологический факультет университета. В Эрмитаже мы ходили в Народный университет искусств. Золото скифов, античная культура — всё это было настолько притягательно, что два-три года мы ходили туда. В Павловске я работал экскурсоводом. Всё это подготовило почву для того, чтобы когда в 1990е я ушел из НИИ в научно-исследовательский кооператив, появилось желание приобрести какую-то работу и повесить её на стену.
ЮР: Как произошло знакомство с художниками?
НК: Первый этап — это когда человек ходит по множеству художественных салонов, магазинов, лавка художников. В Лавке художников были приобретены несколько работ. Купив работу, на подрамнике я обнаружил телефон художника. Это был домашний телефон, тогда не было мобильных, я позвонил и так впервые оказался в мастерской художника. Это один путь в мастерские.
Конечно, важным этапом было знакомство с коллекционером. Есть разница — просто купить картину и повесить её на стену и заниматься коллекционированием. Знакомство Ивановым Сергеем Васильевичем оказало очень важный импульс. Он тогда проводил большие выставки в музее Некрасова. Я помню, что видел много-много работ, которые на меня произвели большое впечатление. И несколько работ я купил тогда, таким образом вступив в товарно-денежные отношения уже не только с художниками, но и с коллекционерами. И благодаря ему же я оказался в мастерской Сергея Ерёмина на Песочной набережной, в Доме художников. Там были сплошные мастерские. И когда вы оказываетесь в мастерской, художник рекомендует вас своему соседу и дальше идет лавинообразный процесс. И приходилось уже не распыляться, выбирать тему и группу. Достаточно быстро я заинтересовался группой Александра Осмёркина. Александр Осмёркин — это московский художник, художник русского авангарда. Начало его творчества — это 1910-20е годы, а умер уже в середине 1950-х. Он входил в группу «Бубновый валет». Его влияние на Ленинградское, Петербургское искусство весьма значительно. Он преподавал в Академии художеств с 1932 по 1947 год, и привнес на ленинградскую почву красочную эстетику, яркую, праздничную. Он воспитал блистательную плеяду художников.
Итак, никаких гидов по этому миру у меня не было, и я на свой страх и риск ходил, смотрел, приобретал.
ЮР: То есть ваш интерес именно к этой группе сложился именно благодаря личным знакомствам с художниками?
НК: Это был естественный период развития, освоения истории искусства. Начав от работ вполне реалистических, быстро и стремительно шло движение в лево. И перешло в направление гораздо более формальное — это художники круга Павла Кондратьева, «Общество Аполлон» (которое преследовало цель передать традиции русского авангарда).
К сожалению, или к счастью, своими ногами начав прохождение истории искусства, я быстро просвистел через традиционное искусство и плюхнулся в актуальное искусство, на «Пушкинскую-10», на которой мы реализовывали медиа-проекты.
ЮР: Когда вы определили себя как коллекционер, как вы отвечали себе на вопрос «Зачем я это делаю»?
НК: Я боюсь, что ни один коллекционер не ответит вам на этот вопрос. Один раз я спросил об этом одного коллекционера и могу лишь передать то, что он мне ответил: «Человека волнуют две вещи — либо деньги, либо слава». И поскольку человек этот был весьма состоятельным, он сказал: «Деньги у меня есть, теперь меня интересует слава». А что до меня, то мне всегда было важно заниматься систематизацией. Я по природе своей — архивный червь. Поэтому отвечая на вопрос кто я, я сказал, что сегодня я только в третью очередь — коллекционер. Коллекция пополняется, но это две-три работы в год. Тогда как на этапе формирования коллекции это было несколько работ в неделю. Вот такая интенсивность. Поэтому мне всё это нужно для того, чтобы организовать свой досуг и реализовать свою сущность. У меня такая сущность — брать лужайку и начинать её систематизировать. Я — технарь с рациональным складом ума. И это оказывается востребованным в кураторской работе, когда надо подготовить каталог для типографии, выйти на выставку. Это требует менеджерского подхода.
ЮР: Участь коллекционера всегда связана с просветительской деятельностью. Недавно в Молодежном центре Эрмитажа была большая выставка «Другой ЛОСХ» с участием вашей коллекции и картинами других коллекционеров. Есть ли конкуренция между коллекционерами?
НК: Я с этим никогда не сталкивался. Наверно, по той простой причине, что художников и искусства высочайшего класса гораздо больше, чем коллекционеров. Я не могу сказать за всю Россию, но что касается петербургской ситуации, то она очень благодатная: человек со среднем достатком вполне может реализовать свои коллекционерские наклонности. Коллекционеры, как правило, люди открытые. Есть легенды, конечно, о коллекционерах, которые, как скупой рыцарь, купив что-то на черном рынке, в темноте дома дрожат над этой картиной. Но я таких не встречал. Обычно это открытые люди, которые с радостью показывают свои коллекции и участвуют во всевозможных проектах — издательских или выставочных. Мне везет на коллег — благодаря им многие проекты становятся возможны.
Говоря о просветительской деятельности, вы упомянули проект «Другой ЛОСХ». Он стал возможен благодаря инициативе и поддержке Софии Кудрявцевой, директору Молодежного центра Эрмитажа. В нем участвовала семья Франц, и получилось очень здорово. Кроме того, для меня просветительская деятельность — это чтение лекций и в Русском музее, и в музее Авангарда, и на Пушкинской-10. Если какой-то пласт ты возделал, изучил, то появляется потребность рассказать об этом другим.
ЮР: Вы собираете работы людей, которые в Советское время были в Союзе Художников. И несмотря на общепринятый тогда соцреализм, они были разные и выражали совершенно иную, часто, стилистику. С другой стороны, были нонконформисты — неофициальные художники, которые тоже были совершенно разные. Получается, что сейчас в искусствоведении существует такой полярный взгляд на искусство, который не дает детализировать картину. Неофициальные художники и официальные художники. Можно ли эти категории несколько размыть? Взглянуть более детально?
НК: То о чем вы говорите, это результат бинарного мышления, которое имплантировано в наши головы современной системой пропаганды, рекламы. Но точно так же используется это и теми, кто работает на ниве искусства — и самими художниками, и искусствоведами, и кураторами, и галеристами. Конечно, гораздо проще развести всё, сказать что одни — борцы, другие приспособленцы. Одни — хорошие, другие — плохие. Но при детальном рассмотрении ничего не получается. Даже в самых авторитетных справочниках по нонконформизму мы находим людей, которые были членами Союза художников. Ряд людей были мощнейшими центрами, которые передали эстафету авангарда — это и Владимир Стерлигов, и Павел Кондратьев, и Павел Басманов и Герта Неменова, вокруг которой роились художники и литераторы, и даже молодой Тимур Новиков бегал к ней. Жизнь гораздо более цветная, чем любая схема. И то, чем занимаюсь я — это не разрушение схемы, но я пытаюсь показать, что все было несколько по-другому. Все было более жизненно.
Июнь 2016