Конспект лекции Юлии Рыбаковой в библиотеке «Современник»
28 октября 2017
Контекст.
Начинать разговор о Перестройке нужно с 1970-х. За весь Советский период уровень жизни в 1970-е показывает едва ли не самые высокие показатели. Вместе с ростом благополучия наблюдается своеобразная общественная депрессия, это время начинают характеризовать как «Застой».
Маркеры общественной депрессии:
Начиная с Хрущева и до конца Брежневского правления почти в геометрической прогрессии растет употребление алкоголя на душу населения. Проблема набирала масштабы национальной катастрофы. За цифрами статистики — живые люди и трагедии семей. Пьянство — это маркер неблагополучия в обществе. Люди не видели перспектив для себя и своей семьи, теряли интерес к тому, чем занимаются — видели профанацию происходящего. Наблюдается непрерывный рост числа самоубийств: с 1965 до 1984 — больше чем в два раза. Это дает нам некоторое понимание того, в каком состоянии находились люди.
Цензура все еще властвует во всех сферах. Писатели, ученые — все шли на невероятные ухищрения чтобы каким-то образом обойти цензуру в конкретных частях своих произведений. Нужно было впихнуть в произведение что-то совсем нелепое, чтобы цензор среагировал именно на это нелепое, и не заметил того, что хочет «спрятать» автор. Ученые вставляли в свои монографии гигантские цитаты из классиков коммунистической мысли, и за этой ширмой скрывали свои свободные от господствующей идеологии рассуждения.
Конечно, как единственная стратегия для выражения своих мыслей, это ставило людей в унизительное положение. Да и читатели уже хорошо были знакомы с такими методами и пытались вычитывать смыслы между строк.
И вот после «гонки на лафетах», когда одни сходящие в гроб руководители сменяли других, генеральным секретарем был назначен Горбачев. В 1985 году он впервые произносит слово «Перестройка». В первую очередь шла об экономике. Потому как экономика СССР действительно поизносилась: внутренние ресурсы были истощены экстенсивным управлением. В 1987 году политика Гласности становится государственной компанией.
Гласность дала возможность писать журналистам, играть музыкантам, выставляться художникам. По сути, речь шла об отмене цензуры. Государственная машина всегда неповоротлива, и цензурное давление сохранялось, система не спешила меняться, но сигнал сверху на отмену цензуры был дан.
Якоб Садовский, исследователь пореформенной эпохи, сформулировал ощущение людей, живущих в то время: история сдвинулась с места. Отвечало ли это ощущение реальности?
Перестройка — это конструкт своего рода. Что на самом деле поменялось, когда люди почувствовали движение времени? Цензоры никуда не исчезли, не расформировано КГБ. Но слово, произнесенное Горбачевым запустило в сознании процесс долгожданной либерализации. И пусть сначала это была только умозрительная идея, скоро общество начинает меняться реально.
За «депрессивные годы» «застоя» у людей появилась невероятная жажда перемен и потенция к этим переменам.
Неофициальные объединения в Советском Союзе.
Неофициальные объединения в Советском Союзе растут в 1980-е как на дрожжах. Это были объединения экологов, дзен-буддистов, танцоров, фанатов музыкальных групп, байкеров («рокеров»), даже компьютерщиков. В том числе были и протестные, антисоветские группы. Любопытно, что отвергая советскую систему, люди копировали формы организации Советской власти для своей деятельности. Эти ребята не просто, например, танцевали брейк-данс, они непременно писали какие-то уставы организации, стенографировали свои заседания ит.п.
Неофициальные объединения беспрерывно множились и закономерно вызывали панику у надзорных органов. Только представьте — неофициальное объединение «брейк-дансистов», из десяти человек, скажем. Нужно же туда вклиниваться, следить, тем более если речь идет об организации. Ведь слова «объединение» и «организация» в неофициальном поле традиционно вызывало повышенное внимание со стороны спецслужб еще со времен «Большого террора» («Большой террор» — термин, обозначающий пик массовых репрессий и политических преследований в СССР 1937—1938 годов), и Перестройка эту тенденцию не переменила.
Еще задолго до объявления Перестройки стали происходить отдельные события, выходящие за рамки обычных практик официальной культуры. Они не носили систематического характера, и, напротив, были экстраординарным исключением из правил.
МУЗЫКА.
Так, в 1980 году состоялся Тбилисский рок-фестиваль, который носил вполне советское название «Весенние ритмы». Целью фестиваля было заявлено «поиск новых талантов в советской музыке», и лауреатом конкурса стала группа «Машина времени». Это стало знаковым событием для истории рок-музыки в СССР.
В 1981 году организуется Петербургский рок-клуб. На сегодняшний день практически доказано, что он появился при кураторстве КГБ. Кураторы эти и не особо скрывались. Очень скоро это место стало популярнейшим для прогрессивной молодежи. Рок-клуб просуществовал до 1996 года и оттуда вышли все группы русского рока, которые в последствии стали культовыми.
Зачем власти разрешали подобные вещи? Когда кипение доходило до опасной точки, власти приподнимали на этой кастрюле крышку, говоря образно. Рок-клуб создавал канализацию молодежной энергии, позволял объединить протестную молодежь в безопасной форме.
Впрочем, в итоге рок-клуб делали люди, а не кураторы от КГБ, и не благодаря КГБ это место стало легендарным. То же знаменитое кафе «Сайгон» был просто буфетом, но его делали люди, которые собирались там, разговоры, которые там велись.
Художники
Как и в случае с музыкальной культурой, власти в эксклюзивных случаях давали возможность неофициальным художникам, не входящим в официальный Союз художников, проводить свои выставки и до Перестройки.
На выставках в ДК Газа (1974 год) и ДК Невский (1975 год) со стороны зрителей был сильнейший ажиотаж, ведь во всех залах и во вех музеях Ленинграда царствовал соцреализм, здесь же впервые за долгое время была представлена художественная альтернатива. Эти выставки были насколько популярны, что к ДК стояли многокилометровые очереди. Организаторы даже были вынуждены ограничивать время просмотра экспозиции. Скорее всего, со стороны власти решение о допуске таких выставок было принято после «Бульдозерной выставки» (1974 год) в Москве, где работы неформальных художников раздавили бульдозерами, но само событие вызвало огромный и неприятный для власти общественный резонанс.
В 1981 году образуется Товарищество Экспериментального Изобразительного Искусства (ТЭИИ) — уникальное объединение художников. Туда вошли не только те художники, которые участвовали в тех самых выставках в ДК Невский и ДК Газа, но и многие другие.
Чем это объединение было уникально?
Когда обычно мы говорим о каких-то объединениях художников, мы представляем себе объединения, сформированные по эстетическим принципам. То есть, например, импрессионисты создавали свои работы используя один эстетический подход. А в данном случае мы имеем дело с объединением художников по социальным причинам. Туда входили и Тимур Новиков, и Юрий Жарких, Кирилл Миллер и Владимир Овчинников, Владимир Шинкарев, Владлен Гаврильчик, и другие, кого с эстетической точки зрения объединяло лишь то, что их работы не принадлежали к соцреализму, единственному разрешенному в СССР художественному методу. ТЭИИ представляло самое широкое многообразие направлений современного искусства.
Какие же причины подтолкнули неофициальных художников к объединению?
Краски. После выпуска из ВУЗа художнику нужно было вступить в официальный Союз художников. Но для этого нужно было придерживаться соцреалистического стиля, да и это не гарантировало вступления в официальный Союз, где количество мест было ограничено. А не состоя в Союзе художников он не мог, например, купить себе краски: в художественных магазинах, чтобы купить себе профессиональные краски, нужно было показать корочку Союза художников. А в других магазинах продавались только детские краски, в разы уступающие по качеству. Приходилось просить друзей, состоящих в Союзе художников, чтобы они доставали краски на свое имя.
Мастерские. Каждому художнику нужно помещение для работы. В идеале — с хорошим светом. Но на хороший свет никто и не притяндовал — был бы клочек любого помещения, где можно разместить свои холсты. Как выходили из положения? Ведь аренды не было. Художники устраивались дворниками, чтобы им разрешили занять дворницкую, а может быть — какой-то чердак или подвал. Тогда как член официального Союза художников мог претендовать на просторную и светлую мастерскую.
Работа. Официальный художник мог получать госзаказы, тогда как неофициальный, не имея официальной работы, и зарабатывая чем придется, мог быть, как Бродский, обвинен в тунеядстве. Поэтому как и андеграундные музыканты, многие устраивались работать в котельные.
Социальный статус. По сути, они не имели права называться художниками. Ведь с точки зрения властей художником считался лишь тот, кто состоял в официальном Союзе художников.
Выставки. Они не имели права проводить выставок. Так как единственным разрешенным стилем в Советском Союзе был соцреализм. А если ты не считался профессиональным художником, то выставки тебе светили только в клубе по интересам и среди «любителей». Выходом из ситуации стали квартирные выставки.
Преодолевать эти рамки можно было только объединившись. ТЭИИ в 1980-е годы являлись самыми крупными объединениями ленинградских независимых художников, куда входило более 250 человек. В состав ТЭИИ входили практически все представители неофициальных художественных групп Ленинграда — «Митьки», «Остров», «Пятая четверть», «Новые дикие» и другие. Более 80 процентов из этих неофициальных художников (по данным того же ленгорисполкома) имели среднее или высшее художественное образование. ТЭИИ общими усилиями подавало заявки на выставки и заявляло о своих требованиях на встречах с представителями властей.
Были ли они антисоветчиками? Большинство — нет. Так, исследователь позднесоветского общества, Андрей Юрчак показал, что большинство людей были ни за советскую власть, не против — они были ВНЕ. Идейно ли люди состояли в партии? Нет, чаще всего это был своего рода ритуал.
Так, эти художники просто считали, что то, как с ними поступают — это несправедливо. И большинство не хотело придавать происходящему какой-то политической окраски. Художники не кичились статусом «неофициальных», напротив, они хотели войти в легальное культурное поле. Но в существующей системе, если формально ты был вне — ты был против. Сама система ставила на них клеймо бунтарей.
В советской системе творческих союзов и любительских объединений просто не было места для альтернативных организаций — механизмов работы с ними на государственном уровне не существовало. ТЭИИ очень быстро становится значимым для культуры явлением, которое было невозможно игнорировать, и власти были вынуждены идти на определенные уступки. В Управлении культуры Ленгорисполкома, в Ленинградском Союзе художников проводились всевозможные круглые столы, на которых бесконечно обсуждались «неформальные» художники и ТЭИИ, но что с ними делать было неясно. Звучали и голоса тех, кто говорил, что нужно давать возможность делать выставки официальных и неофициальных художников наравне. Но тут же выступали и консерваторы от искусства, утверждающие, что если, например, в театре кто попало будет вылезать на сцену и петь — начнется настоящий хаос.
Под давлением общественного интереса к неофициальной культуре (что выражалось и в посещении выставок, и материалах СМИ), контакты властей с ТЭИИ происходят все чаще, но можно говорить о том, что политика в отношении ТЭИИ так и не была окончательно выработана, а те уступки, на которое шло Управление культуры, носили совершенно бессистемный характер. Причем иногда эти уступки давались отдельным и наиболее лояльным представителям ТЭИИ, чтобы расколоть организацию. Тем не менее до 1991 года, за 10 лет своего существования, ТЭИИ организовало 13 общих, 48 групповых и 7 персональных выставок, подавляющая часть которых пришлась на период Перестройки. Но никакого легального статуса эта организация так и не получила, и так и не смогла преодолеть те проблемы, которые когда-то привели их к объединению.
На примере истории с ТЭИИ мы видим, что сама система — скелет Советской власти, была настолько неприспособленна к гибкой модернизации, что ломалась под нагрузкой неизбежных вызовов времени даже на уровне культуры. Она не могла вместить в себя новые общественные структуры. Гласность и Перестройка, как последняя попытка спасти ситуацию, только ускорили процесс неизбежного разрушения, выпустив реальные инициативы людей в публичное поле. Система не смогла включить их в себя и рухнула под этим напором.
Любопытно, что между андеграундными художниками, музыкантами, литераторами и театральными деятелями была очень тесная (зачастую — дружеская) связь. Ведь по сути дела все они сталкивались с одними проблемами, связанными с нелегальным положением, и это сплотило их. Поэтому знаковые места ленинградского андеграунда связаны и с историей живописи, и рок-музыки и самиздатом в равной мере.
Есть мнение, что без жесткого давления в культуре не рождаются шедевры. Конечно, вне контекста революции не может родиться Марсельеза, но если речь идет об искусстве, не эксплуатирующим социальную проблематику, то тут давление только мешало постоянным созданием конкретных материальных препонов, о которых говорилось выше.
После крушения Советского Союза звезды андеграунда вышли на сцены стадионов, поехали на гастроли по миру. Из ТЭИИ вышли те художники, чьи имена сегодня связывают с явлением, получившим название «Вторая волна авангарда», чьи работы хранятся в Русском Музее и Эрмитаже, в частных и музейных коллекциях по всему миру.
В новой России 90-х деление на официальную и неофициальную культуру исчезло, коль скоро «официальной» культуры не стало. Потерял актуальность термин «андеграунд», поскольку не было нужды скрывать свое творчество от надзорных органов. Большинство из мест силы ленинградского андеграунда почило в 90-х. А редкие выжившие институции, такие места как арт-центр «Пушкинская-10», могут лишь сохранять статус памятников «нонконформистского» движения, переформатировав свою деятельность на современное искусство и поддержку экспериментальных инициатив. И хотя более четверти века прошел с того момента, когда андеграунд ворвался в публичное поле Ленинграда, интерес к этому явлению не утихает до сих пор. Свидетельством этого служат хотя бы многочисленные экскурсии по «неофициальному» Петербургу, речь в которых по большей части идет о культурных явлениях 80-ых и начала 90-х.
Перестройка — время удивительное, время контрастов, время перемен. Неофициальная культура Ленинграда, сложившаяся в это время и формировавшаяся в подвалах, котельных и на чердаках, стала важной частью истории и неотъемлемой частью репрезентации современного Петербурга.