Цвета современности в живописи, неприятные в общении гении, оригинальные копии и рука арт-рынка, которого нет в интервью с художником и основателем группы «Митьки» Владимиром Шинкаревым.
ЮР: Добрый день, Друзья! Это программа Белый куб, и сегодня мы вещаем прямиком из загородной мастерской Владимира Николаевича Шинкарева. Замечательного художника, основателя группы «Митьки», потом покинувшего группу «Митьки», и теперь существующего в свободном творческом пространстве. Владимир Николаевич, вы пишите много лет. Скажите, что для вас меняется в подходе к живописи?
ВШ: Живопись есть отражение опыта жизни человека, и естественно, когда опыт накапливается, то и подход меняется. В начале просто силушки девать некуда: бурная и неточная живопись в молодости у человека. Исходя из этого, можно предположить как она развивается, если бы не наступающая слабость у человека. У такого старика как я уже сил меньше.
ЮР: Я читала несколько ваших интервью, где вы говорили про цвет, про свет. И в ваших работах они действительно меняются со временем. И вы говорили, что устали от городского света. Что вы имели в виду?
ВШ: Я говорил про цвет. Цвет да, безусловно. Я уже где-то писал, что современность ассоциируется с ярким цветом. Яркий анилиновый цвет реклам, который налип на тело реального мира, словно выпил из него все краски. И теперь реальный мир пристойно изображать сереньким таким, как у меня. Не то что сереньким, но сдержанным. Это как бы цвет сопротивления этой яркой современности. Есть еще один момент, про время: конечно, молодости характерно пристрастите к ярким цветам, это цвета энергии. А сдержанные цвета — это цвета раздумья, статичности.
ЮР: Но в ваших работах очень много динамики!
ВШ: Надеюсь!
ЮР: Возможно это достигается как раз работой со светом?
ВШ: Да, светотень трудоемкая штука для изображения. Поэтому часто у художников модернизма условные цвета, условное освещение. Я стараюсь делать естественно, поэтому иногда работы так похожи на фотографии. Мы ведь привыкли что именно на фотографиях свет не условный, а похож на настоящий.
ЮР: Все художники и вообще творческие люди по-разному отвечают на вопрос почему они это делают. Вот почему вы пишите? И даже отвечая на этот вопрос, вы можете по-разному ответить: «Почему вы рисуете что-то новое?» и «Почему вы возвращаетесь к какому-то старому сюжету»?
ВШ: Конечно, в разном настроении можно совершенно по-разному ответить на этот вопрос. Можно ответить по-хулигански встречным вопросом: А почему вы утром чистите зубы, завтракаете, а не пьете водку?
Почему я занимаюсь живописью? Больше ничего не умею делать толком. Раньше я писал книги, но оказалось, что живопись — гораздо более важное занятие. Самое таинственное и эзотерическое из искусств. Трудное и неприятное часто. Обидное: только что была картина готова и вдруг исчезла под твоими руками.
Действительно эзотерическое, таинственное искусство. Веяние музы, как раньше говорили. Я для себя употребляю слово «ангела». Когда ангел коснулся картины, она внезапно получилась. А пытаешься сделать копию — ангел ни за что не прикоснется, картина не получится. И вдруг снова получилась, но совсем другая.
Когда плохо себя чувствую делаю что-то попроще. Или наоборот — когда плохо себя чувствую, хочется себя чем-то утешить. А утешить себя можно только одним — написав хорошую картину. Поэтому чем хуже себя чувствуешь, тем вынужден лучше и лучше картины писать. Вы замечали, что, обычно, очень плохие художники — очень приятные в общении люди? Им и без того весело жить, они не должны себя ублажать тем, что ко всему прочему писать хорошие картины. И наоборот, наши самые выдающиеся художники, подлинные гении, тот же Арефьевский круг, последнее время возвеличенный, они чаще всего нелюдимые, замкнутые, неприятные в общении люди, часто — алкоголики или шизофреники. А лучше — все это одновременно. Но они должны это постоянно компенсировать замечательной, сияющей живописью своей.
—
ЮР: Семидесятые — восьмидесятые годы были для творческих людей временем сложным, особенно для тех, кто не хотел вписываться в рамки официального соцреализма. Сейчас время проще, у всех равные права. Но по вашей логике получается, что тем, кому сейчас стало проще жить, стало труднее работать?
ВШ: Ну я думаю, что все как один художники, которые занимались в то время живописью, скажут, что тогда было лучше лучше. А то, что проще и свободнее сейчас — это как сказать! Мы тогда все были дилетантами, делали картины для себя и своих товарищей. По любви занимались живописью. Сейчас же люди часто занимаются творчеством чтобы продать свою продукцию, а не понравиться товарищам.
ЮР:То есть рамки и так и сяк остаются, просто меняются?
ВШ: Остаются, конечно. Сейчас они жестче, конечно. Можно было бы сказать «рука рынка», но рынка нет, а рука есть — такое вот давление.
—
ЮР: Вы говорили, что Митьки всегда существуют, что в каждое время митек — это — совсем другое, чем в предидущее времена.
ВШ: Митек — это среднестатистический срез общества. В 1980-е все пили как на подбор, обязаловка такая была. В 1990-е все бросили. Не нужно стало пить. Митьки, стало быть, изменились. Сейчас это совсем другие люди, но тоже есть — коль скоро это среднестатистический срез общества.
—
ЮР: Почему в 1970-80-е было столько художественных групп, объединений, а сейчас их значительно меньше. Как вы это объясняете?
ВШ: Народ был более компанейский. Как мы время проводили? Сидели на кухне и пили всю жизнь напролет! И во всем вместе держались. Компанией было проще пробиться, добиться выставки в Управлении культуры. И это не только советской действительности касается, а вообще жизни касается. Как Джон Харрисон вспоминал: «Нам было легко, потому что мы были вместе и я сочувствовал Элвису Пресли — каково ему было одному?!».
Рихард Васми (советский и российский художник, входивший в «Арефьевский круг» — прим. редакции) еще тогда говорил: группа художников — это группа ничтожеств, когда каждый неуверен в себе настолько, что вынужден цепляться за товарищей. Хотя это не так, конечно. Сейчас же по-другому структурирована художественная жизнь. Есть группы художников конкретной галереи. Их можно считать группой, но они гораздо более свободны и самостоятельны, нежели участники художественной группы.
—
ЮР: Давайте анонсируем вашу выставку, которая проходит в Москве. Где именно она проходит?
ВШ: Она проходит на Винзаводе, в галерее Pop\Off Art. до 17 апреля она продлится. Мрачные картины — так стандартно у меня называются выставки, уже раз шесть я их так называл.
ЮР: Почему мрачные? Они скорее… задумчивые?
ВШ: Совершенно верно! Каждый примерно так себе и говорит! Название провокационное. Каждый приходит и понимает, что на самом деле они не мрачные. Хотя первая из этих выставок действительно была мрачная.
—
ЮР: Что бы вы пожелали молодым художникам?
ВШ: Мне очень помогло напутствие моего учителя, неизвестного человека. Даже не буду называть его имя. Он мне сказал: «Великим становится тот, кто заставляет себя заниматься любимым делом». Это очень лаконично сказано. Нужно чаще вспоминать эту фразу, и тогда все получится!
Владимир Николаевич Шинкарев родился в в Ленинграде. С 1974 по 1977 год учился на курсах при ЛВХПУ им. Мухиной и институте им. Репина. В 1977 году закончил геологический факультет Ленинградского государственного университета.
Начиная с 1970-х годов картины Шинкарева экспонировались на многочисленных персональных и групповых выставках, проходивших в Санкт-Петербурге, Москве, Рио-де-Жанейро, Вене, Париже, Антверпене, Кельне, Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Берлине и других городах.
В 1982—1989 годах работал кочегаром в котельной. В этот период им были написаны основные литературные произведения.
В 1981 году стал членом товарищества экспериментального изобразительного искусства (ТЭИИ), в 1991 — членом Международной Федерации Художников. С 1993 года Член Санкт-Петербургского общества «А-Я». С 1994 года Член Союза художников России. В 2007 году стал лауреатом первой художественной премии «Art Awards. Художник года» за достижения в области изобразительного искусства.
В 2008 году получил премию имени Иосифа Бродского.
Владимир Шинкарев является одним из основателей арт-группы «Митьки». Книга-манифест Шинкарева «Митьки», ставшая классикой, положила начало движению митьков.
Работы художника находятся в Эрмитаже, Русском музее, Третьяковской галерее, других музеях и частных собраниях в России и за рубежом.
МАРТ 2016