Музей «Свиное рыло», этика и эстетика, заколдованные зрители и параллельная реальность Колдовских художников (арт-группа «КОЛХУи»: Николай Копейкин, Андрей Кагадеев, Николай Васильев).
СВИНОЕ РЫЛО
Чем же будет «Свиное рыло»? Что здесь можно посмотреть и когда прийти? И как вы это придумали?
Николай Копейкин: Нам удалось разместиться в прекрасном помещении на
Фонтанке, 5. Кроме того, что здесь находится художественная мастерская, мы решили сделать открытую некоммерческую галерею, чтобы сюда могли приходить люди, получать хорошее настроение, культур-мультурно облагораживаться. Здесь будут проводиться выставки, мастер-классы, встречи, показы кино. Галерея называется «Свиное рыло», это еще и музей КОЛдовских ХУдожнИков, потому что это идея нас — КОЛХУев.
Мы призваны расколдовать зрителя, который находится под влиянием ложных представлений об искусстве.
Здесь есть практически полноценная экспозиция. Что увидят люди, которые придут 29 февраля на открытие?
Андрей Кагадеев: Обращаясь к истории группы «КОЛХУи», — это всегда была группа, состоящая из художников, каждый из которых работает в своем жанре. На каких-то выставках нас бывает семнадцать, на других — пять, три. Это группа художников, которая собирается под проект. Так мы работаем уже двенадцать лет. У нас было шесть полноценных выставок, начиная с 2004 года. За двенадцать лет нам есть чего показать. Мы открываем просто ретроспективу всего того, над чем мы вместе работали. Приятно посмотреть на свой творческий путь, на свои работы десятилетней давности.
Музей это или галерея? Будет ли меняться экспозиция?
А.: Мы себя такими вопросами не заморачиваем. Музей, галерея — какая разница? Как пожелаем, так и сделаем. Осваиваем пространство. В данном случае мы открываемся, чтобы показать и на себя посмотреть со стороны.
Ваша выставочная деятельность была достаточно большой все эти годы. Какие проекты были самые интересными?
А.: Первая выставка наша была «ЧМО» (Человек, Магия, Общество), вторая выставка была «ТАРТАРАРЫ» (Тюрьма, Армия, Ресторан). Была очень значительная выставка, которая малозамечена, посвященная эротическому русскому фольклору, «ЛИБИДО» (Ленинградский Институт Брака И Домашнего Очага). Последние годы мы выставлялись в музее современного искусства Эрарта в Санкт-Петербурге.
Бесспорно, что искусство без провокации существовать не может. Какова реакция кураторов, галеристов, музейщиков на провокацию?
Н.: Раньше не было никакой цензуры. Последнее время некоторые галеристы пытаются сделать некоторую цензуру.
А.: Но мы живем параллельно власти. Мы живем нормальной параллельной жизнью искусства. В политике живут свои люди, мы никак не пересекаемся. Бояться нечего. Любая провокация — это арт, он исходит от некоего креативного персонажа.
Н.: Кроме рашен деревяшен должно всегда существовать параллельное искусство, субкультура, как бы это ни пытались прикрыть и задушить. Пока никто к нам никаких претензий не имел.
Если «КОЛдовские ХУдожнИки» собираются и работают каждый раз над конкретным проектом, как рождаются темы этих проектов?
А.: Мы с Копейкиным всегда придумывали и «Вот вам домашнее задание, начинаем работать».
Н.: Мы всегда обсуждаем все, что рождается в головах у художников. Андрей придумывает часто какие-то вещи, потом это выносится на общий совет, обрастает новыми идеями, даже трансформируется, придумывается название. Нас связывают дружеские отношения, мы художники-друзья, что большая редкость в художественном мире. Это даже работой не назовешь, это хорошее интересное времяпрепровождение.
А.: Нас как группу объединяет свой манифест. Почему мы «КОЛдовские ХУдожнИки»? Мы призваны расколдовать зрителя, который находится под влиянием ложных представлений об искусстве.
Опишите, кто этот заколдованный зритель?
А.: Люди, которым вбили, что вот — «Это искусство профессиональное, человек научился и все у него хорошо!». Искусство — это полынь, не надо ее трогать, она вырастет в любом месте. Смысл отнюдь не в образовании. Можно быть абсолютно бездарным образованным художником, таких художников пруд пруди. Гораздо лучше человек, который, как панк, на заборе нарисует, но это будет экспрессивней и интересней.
Н.: В этом есть некая актуальность того, что мы делаем. Мы все рефлексируем, реагируем на то, что происходит вокруг, и выдаем свои мысли, свои образы в тех объектах и картинах, которые мы делаем. Почему мы должны себе наступать на горло и рисовать церквушки на фоне берез?
А.: В недрах нашего объединения родился наш метод, направление — мультреализм. Помимо задач провокативных, у нас рождаются новые изобразительные формы.
Н.: Мультреализм — это жанр, который полностью основывается на нашем методе. Метод наш прост: драматизация идиотизма и идиотизация драматизма. Если более утонченно подойти к этому вопросу, то я думаю, что мы ближе к ОБЕРИУтам в изобразительном искусстве. Мультреализм основывается на этом контрасте, парадоксе.
А.: Этот метод так или иначе коррелируется с настоящим миром, но он преобразован в мультяшных персонажей.
Н.: Это не просто мультик и совсем не карикатура. Мы используем и живописные методы, и другие виды художественного творчества: от скульптуры до инсталляций, перфомансов. Всем этим мы давным-давно владеем.
А.: Возвращаясь к манифесту ОБЕРИУтов, они в своем манифесте заявили, что искусство реально. Мы создаем искусственную фантазийную реальность.
Как вы относитесь к арт-рынку и его проявлениям: биеннале, арт-тусовки?
А.: Мы вне официального арт-бизнеса.
Это больше ваша позиция?
А.: Нет, мы постоянно открыты сотрудничеству, мы как художники хотим расширять аудиторию.
Н.: Тот культурный код, который забит в голову нашим кураторам, находится между художниками-карьеристами и жирными свинарями, которые платят за это деньги. Они формируют вкус у толстосумов, но они пытаются брать как бы экологичных художников, чтобы поменьше затрат было и побольше получить. Это все выразилось в контемпорари арт во всем мире, который в своем высшем проявлении являет ничто. Это и есть триада: художник, жиртрест и посредник-куратор.
Есть такое направление, как акционизм. Каково ваше отношение к этому?
Н.: Я считаю, что акционизм — это острие политического искусства. Акционисты прорезают жирную ткань мещанства, обывательства. Хорошие акционисты сначала говорит, что хочет показать, а потом показывает. Все обсуждают, что он показал, но никто не обсуждает, что он хотел сказать. Это язык символа, это рефлексия художественная на то, что происходит.
Может искусство расколдовать зрителя, или зрительно должен быть готов расколдоваться?
Н.: Сейчас идет война — самое подлое время. Нет ни правых, ни виноватых. Кто подлее, тот и выиграл. Все сейчас показывают верх своей подлости. Художники чем занимаются? Потрясениями что ли? Мы — ваше зеркало, мы всего лишь шуты гороховые. Но у нас очень серьезные люди. Что они делают? Закрывают выставки, сажают художников в психушки.
Искусство — это полынь, не надо ее трогать, она вырастет в любом месте.
Смысл отнюдь не в образовании.
Художник может оставаться в стороне от происходящего?
А.: У каждого свой путь, — ты делаешь то, что у тебя получается, что тебя внутри волнует. Станиславский сказал, что произведение искусства должно быть оценено по законам, которые задает автор. Можно оставаться и в стороне. Если меня реально политика не волнует, а я хочу рисовать поросят, я буду рисовать попросят. Довольно сложное преломление начинается, у каждого в башке своя призма.
Ваше творчество невозможно назвать политическим, ведь это не политический манифест. Что же это?
Н.: Эстетика тесно связана с этикой. Когда этические нормы красивы, они несут красиво мышление людям. Этика и эстетика друг без друга жить не могут. Отдельно красота не бывает, она становится неинтересной, если в ней отсутствует мысль, какая-то направляющая.
Эстетика — это сейчас основной товар в контемпорари арт.
Чем красивее ты провел линию, тем больше шансов это продать.
Насколько сейчас важна эстетика в искусстве?
Н.: Эстетика — это сейчас основной товар в контемпорари арт. Чем красивее ты провел линию, тем больше шансов это продать. Есть художники, которые занимаются искусством красоты, такие «гении чистой красоты». Но мне нужен полет фантазии. Долго резвиться среди этих красивостей сложно — скучно становится.
Какое влияние на человека оказывает юмор и ирония?
А.: Юмор как профессия — это что-то ужасно, деградация полная. Самоирония — это обязательная часть, которая должна быть присуща нормальному человеку.
Метод наш прост: драматизация идиотизма и идиотизация драматизма.